«Всё труднее сохранять веру». Записки Юлии Слуцкой из СИЗО

Ненормальность постепенно становится нормальной

Я уже рассказывала об изменении в составе камеры и о том, что у меня, кажется, появилась подружка. Так вот — это длилось недолго. Уже на четвёртый день началось килешевание. И Ольгу перевели в другую камеру. В общем, здесь точно нельзя ни к кому привязываться.

К нам ненадолго перевели Настю. Она с нами на время апелляции и скоро уедет в Жодино. Ей за 40, она из наших. Уже осуждена за «хулиганство», получила год и месяц. У Насти пятеро детей. Трое своих, и двое под опекой. Она работала в детском доме. Детей, которые были под опекой, естественно, отобрали. И вернули в детский дом. Вот такие люди здесь сидят. Люди, на которых другое нормальное государство молилось бы.

Настю перевели к нам из «селёдки» — медицинского отделения. Она рассказала жуткую историю. С ними в камере была женщина, которую, похоже, уже в тюрьме разбил инсульт. Ей за 50, зовут её Алла Ивановна.

Мы думаем, что это случилось именно в тюрьме, потому что Настя слышала, как персонал говорил о том, что в тюрьму она пришла на своих ногах.

Сейчас она не ходит, не говорит, и у неё еле-еле работает одна рука. Всё время лежит. Ухаживают за ней сами девочки-сокамерницы. На руках таскают в туалет, пытаются накормить. Ей что-то колют, но ухода никакого нет. Может, кто-то узнает свою родственницу?

Вся эта бесцельность и ненормальность постепенно становится нормальной. Всё труднее сохранять веру.

Тюремные лайфхаки

Ручка без стержня — хорошая трубочка. Через неё можно пить, чтобы не обжигать губы о кружку. Потому что жидкость в алюминиевой кружке без ручки остывает быстрее, чем края кружки. Очень легко обжечься! А ещё у девочек началась аллергия на губах, от соприкосновения с алюминием. Главное – потом эту ручку скрутить, иначе заберут во время шмона.

Медицинская маска — отличный чехол для этой кружки. Завязал резиночки — и кружку можно держать в руках. Опять-таки главное — не забыть снять.

Спичечный коробок — ложка для того, чтобы насыпать кофе и сахар (нормальные ложки приносят только на время завтрака, обеда или ужина).

Растворимую кашу можно заварить в мыльнице, а есть её — футляром от зубной щетки (из одного футляра получается целых две ложки!).

Тюремный персонал

В целом это не звери, а люди, у которых такая работа. И среди них есть даже симпатичные и доброжелательные.

Дежурные

В основном женщины. С ними мы сталкиваемся чаще всего. Вообще, среди женщин злостных гораздо больше, чем среди мужчин. Дежурные следят за порядком. Именно они дают рапорты, и решают мелкие бытовые вопросы, типа принести иголку с ниткой. У одной дежурной прозвище Бабка —  без комментариев.

Корпусные

Это начальство. Им сдают рапорты, они помогают решить важные:) вопросы, возникающие в камере. Например, выдать ли дополнительные одеяла в холод. Например, одного корпусного называют Уважаемый. Он так ко всем обращается, ну и к нему, соответственно.

Большинство корпусных —  люди адекватные.

Режимщики

Чаще всего молодые ребята. Они водят в кабинеты, на прогулки, в баню. Некоторые девочки умудряются с ними кокетничать и болтать.

Баландеры

От слова баланда. Это осуждённые, которые отбывают свой срок на хозработах на Володарке.

Спокойно и по-человечески можно решить много вопросов. Среди персонала есть добрые и ответственные. Таких — процентов 10. Есть «собаки» — их тоже 10 процентов. Остальные 80 процентов — просто люди.

Фото: скриншот видео 

«Только тут я поняла, что подруги бывают!»

Где-то в мужском корпусе СИЗО-1 на Володарского у парня по имени Вадим (имя изменено) умер отец. Умер от сердечного приступа, узнав, что сын попал в тюрьму. Вадима не отпустили даже на похороны, ссылаясь на ковид.

У парня случилась сильнейшая депрессия. Он собирался покончить жизнь самоубийством.

Вероника, моя сокамерница, работала «минером» в интернет-магазине: делала закладки с наркотиками. Веронике около 30. У неё длинные, гладкие, очень тёмные волосы, она стройная, и очень энергичная. Она умница. Прекрасно поёт, танцует. Хозяйственная, умеет брать на себя ответственность. Вероника получила 12 лет (Прокурор просил десять!). В ожидании суда, а потом ответа на апелляцию, она провела сначала в Жодинской тюрьме, а потом на Володарке 14 месяцев. На правах старожила Вероника ощущала себя старшей по камере, и реально была ей: следила за тем, чтобы соблюдался порядок, решала общие для камеры вопросы (типа выдать вторые одеяла в морозы или вкрутить перегоревшую лампочку).

От наркотиков, тюрьмы и огромного срока впереди у Вероники довольно расшатанная психика, и очень громкий голос. Штормило её – штормило всю камеру.

Переписка между заключёнными запрещена, но каким-то образом эти двое – Вероника и Вадим – начали переписываться.

Письма становилась всё пространнее, а разговоры (ребята каким-то образом перекрикивались и перестукивались) – всё горячее. К тому моменту, когда я оказалась в камере, Вероника еженедельно исписывала по 50 листов А4. Писала обо всём, что с ней происходит в камере, о своих мечтах и фантазиях, о своём прошлом опыте. Иногда с фантазиями помогали девочки. Фрагменты писем Вадима ежедневно зачитывались вслух. Его фото всё время висело перед глазами Вероники.

«Люблю! До миллиона планет!» – звучало каждый день в тюремном дворе.

Иногда влюблённые ругались. Инициатором была Вероника: Вадим что-то не так услышал или не то ответил. И тогда в камере повисали тучи. Девочки дружно утешали Веронику, уговаривали её смилостивиться.

Вадим и Вероника никогда не виделись, но тем не менее он сделал предложение. И Вероника согласилась, конечно. В письмах обсуждались подробные планы.

Несколько недель назад Вероника уехала в гомельскую колонию. Вадим остался на Володарке. Вероника очень надеялась, что всеми правдами и неправдами ей удастся повидать своего жениха до отъезда, но не случилось.

«Все, включая политических, морально готовятся идти отсиживать сроки в гомельскую колонию».

Перед отъездом, рыдая, Вероника сказала: «Камера 83 в СИЗО номер 1 – самое лучшее, что было у меня в жизни. Вы – мои первые подруги, у меня в жизни никогда не было подруг. Только тут я поняла, что подруги бывают!».

Фотографии и открытки заменяют вид из окна

Сегодня выходные. В выходные время идёт совсем не так, как в будние дни. Не хлопают то и дело «кормушки». Не хлопают двери – никого не водят по кабинетам.

Напишу о том, чего мне очень не хватает. И это не об очевидных вещах.

Например, нет возможности посмотреть вдаль, и увидеть горизонт. Передо мной всё время стены-лица-нары. Немного спасают фотографии – я всё время их рассматриваю. И открытки с папиными картинами – я их повесила прямо над собой. Они мне заменяют вид из окна. Так что из одного окна я вижу кряжистое дерево, а из другого – бирюзово-бронзовые проталины.

Ещё очень не хватает звуков. Таких, как шум дождя, скрип снега. Не хватает пения птиц. Вокруг только голоса. Их слишком много, и они слишком громкие. И слишком близко.

Не хватает запахов. Свежих и ярких, вызывающих воспоминания. Помнишь, ты передала пончо? Оно ещё долго пахло твоими духами и тобой. Какая это была роскошь!

А в последней передаче ты передала мне крем для рук. Он пахнет духами, и я пользуюсь им как духами – мажу за ушами и запястья.

Звуки, запахи, касания, горизонт – это всё неотъемлемые части свободы.

Фото Юлии Слуцкой: из личного архива семьи Слуцких и архива Press Club Belarus

«Пресса под прессом» – проект Пресс-клуба о репрессиях против независимых медиа и журналистов в Беларуси

«Вашу маму задержала финансовая милиция». Пресс-клуб попал под пресс

«Я проста хачу да мамы на ручкі». Аповед дачкі затрыманай заснавальніцы Прэс-клубу Юліі Слуцкай